Дверь в Зазеркалье. Книга 1 - Страница 147

147

– Слушай, парень, а возьми за сколько дашь, возьми, не пожалеешь.

Сергей хотел было молча пройти мимо и забыть всё это, как вдруг хриплый голос, внятно выговаривая слова, произнёс:

– Сергей…возьми…не пожалеешь…

Сергей остановился. Голос явно принадлежал попугаю, сомнений не было. Тот по-прежнему безучастно сидел на жёрдочке, но при этом его круглый глаз внимательно смотрел на него. И под этим взглядом Сергей вдруг неожиданно почувствовал себя так, словно его уличили в попытке отказать в помощи ребёнку. Решение пришло неожиданно, как само собой разумеющееся.

– Три тебя устроит?

– О чём речь, брат, конечно, – засуетился обрадованный мужичок.

Сергей отсчитал три тысячи сотенными купюрами, забрал клетку с попугаем и быстро пошёл к машине, проклиная в душе собственную слабость. У Флинта, это имя так и осталось за ним, оказалась вполне человеческая болезнь – бронхит. Переверзев поместил его в лечебницу для зверей при цирке, где совершенно случайно у Сергея была знакомая директриса. Лечение стоило неслабо, но через месяц он забрал здоровую птицу, а также получил рекомендации по кормлению и присмотру за ней. По ходу дела узнал, что попугаю от силы года три и жить он с ним будет, скорее всего, всю оставшуюся жизнь. Директриса, из чувства симпатии к Сергею лично ухаживающая всё это время за Флинтом, расставаясь, сказала, с трудом сдерживая улыбку:

– Я не знаю, у кого он был до вас, но, похоже, вначале у учителя риторики старой закалки, которого позже сменил на компанию грузчиков со стажем. Лексикон богатейший, а желание направить всех на путь истинный является для него жизненной доминантой. Своими замечаниями достал всех, да, вы сами в этом убедитесь. Но, в любом случае, всегда рады будем видеть Флинта у себя, если вам не на кого будет его оставить.

Попугая дома ждала новая роскошная клетка, в которой было всё необходимое для счастливой и комфортной птичьей жизни. Флинт сразу же резко воспротивился против того, чтобы клетка была заперта. Свободолюбивая птица использовала для этого весь обширный запас специфических слов, почерпнутых у последнего хозяина и его друзей. Опешивший Сергей вынужден был подчиниться, удивляясь замысловатости человеческой речи, и стал впоследствии в серьёзных ситуациях называть его более почтительно – Капитан Флинт.

После этого попугай отправился пешком исследовать квартиру. Он обошёл все её уголки, тщательно изучил содержимое всех ящиков, которые сумел открыть, пытался читать книги. Хохолок на голове, как хвост у собаки, отражал всю гамму его эмоций при виде вещей, которые по какой-то причине поражали птичье воображение.

Он по пятам ходил за Переверзевым, он сидел на письменном столе, когда тот работал, и скрипучим голосом поучал, что не нужно разбрасывать вещи, нехорошо говорить неправду, Господь накажет врущих, нужно беречь деньги, они любят счёт, нельзя обижать Флинта, потому, что он любит Сергея и так до бесконечности. Сергей постепенно стал всерьёз подозревать, что этот попугай не что иное, как чья-то неудавшаяся реинкарнация.

Свои естественные птичьи потребности Флинт отправлял исключительно в клетке, любил купаться в ванной под струёй воды, затем сушиться под феном и, вообще, оказался на редкость чистоплотной птицей. Будучи наказанным суточным сидением в запертой и занавешенной клетке за испорченные вещи, быстро усвоил, что грызть без последствий можно только свои игрушки, которые Переверзев с друзьями ему периодически обновляли.

А ещё Флинт обожал смотреть телевизор. При этом он явно испытывал какие-то чувства, переживал, приплясывал, что-то бормотал про себя и время от времени приглашал хозяина разделить с ним это удовольствие.

Прошёл месяц. И уже ни Сергей, ни лучший друг его Алексей Орлов, с его бритой головой и несколько суровой внешностью, в котором трудно было заподозрить наличие нежных чувств, ни вся их обширная компания даже представить не могли, что в доме Переверзева когда-то не было этой приставучей, вечно ворчащей, бело-розовой, как зефир птички по имени Капитан Флинт.

Попугай был не единственным приобретением Сергея на рынке. Года два назад ему впервые улыбнулась удача, когда перебирая металлический хлам, принадлежащий маленькому сгорбленному старичку с бесцветными глазами, в которых застыло полное равнодушие к окружающей действительности, он обнаружил потемневшие, почти черные, карманные часы на длинной цепочке. Они были покрыты каким-то неопрятным липким налётом, но через него на корпусе проступал чрезвычайно тонкий узор. Часы на удивление легко открылись. Белый когда-то циферблат их был в желтых пятнах, но цел, без повреждений. Узорчатые стрелки, цифры – всё имело вполне сносный вид. Сергей осторожно несколько раз повернул нижнюю заводную головку и поднёс их к уху. Часы пошли ровно и звонко. «Видимо вторая головка для боя или мелодий» – подумал он про себя. Не торгуясь, он заплатил какие-то смешные деньги старику и поехал к знакомому часовщику, которому доверял чистить свой золотой «Лонжин», купленный в Женеве.

Борис Маркович, внешне чем-то похожий на уменьшенную копию Эйнштейна в старости, скорбно вздыхая, долго рассматривал часы через лупу, ощупал зачем-то звенья цепочки и вдруг открыл вторую заднюю крышку, не замеченную Сергеем. Там на внутренней девственно чистой стороне оказалась надпись.

– Павел Бурэ – поставщик двора Его Величества, – слегка грассируя, прочитал он, – Милому Алёшеньке в день совершеннолетия. Любящая мама. 9 августа 1898 года.

147