Дверь в Зазеркалье. Книга 1 - Страница 146

146

Этот день Переверзев любил по двум причинам. Во-первых, за ним следовало воскресенье, что само по себе было приятно, а во-вторых, ещё и за то, что можно было вместо костюма и рубашки с галстуком надеть джинсы, куртку, тонкий свитер и ощутить себя свободным человеком. Нерабочий в его понимании субботний день был разбит на три неравноценные части: утро, день и вечер. Вечер практически всегда был посвящён анализу дел прошедшей недели, составлению планов на будущую и чистке ноутбука. С восьми утра до четырнадцати часов он консультировал своих аспирантов в университете, писал статьи или работал над учебником. А затем наступала та долгожданная половина дня, ради которой, собственно, и была когда-то задумана суббота.

Эта лучшая её часть начиналась с того, что Сергей обедал в маленьком уютном кафе неподалеку от университета: салат, среднепрожаренный стэйк из телятины, зелёный чай. И всё: никакого хлеба, никаких сладостей. Физическая форма требовала определённых жертв. После этого он садился в свой «Патриот» – внедорожник российского производства, выпущенный по каким-то причинам очень ограниченной партией. Неброская внешне машина с форсированным двигателем имела оцинкованный кузов, прошла серьёзную модернизацию, была вполне комфортабельной и могла выдержать любые мыслимые испытания. Его путь лежал на Калининский рынок.

Этот огромный рынок – средоточие страстей человеческих – возник стихийно в середине бурных девяностых, как и многие рынки в то время. Здесь люди естественным образом делились на две категории: продавцы и покупатели. Одни приобретали то, что им было необходимо, а другие продавали самые разные потерявшие актуальность вещи: кто-то потому, что постоянно нужны были деньги, и это был единственный способ их заработать, а кто-то со своими безделушками приходил сюда годами, как в клуб по интересам. В любом случае и продавцы, и покупатели определяли лицо и колорит Калининского рынка.

Главное отличие этого супермаркета под открытым небом от ему подобных состояло в том, что здесь продавали только подержанные вещи, любые, кроме одежды и обуви. Старые книги, мебель, детские игрушки, метизы, керамика, детали электроники, предметы непонятного происхождения и назначения, даже домашние животные – всё это являлось предметом купли-продажи на Калининском рынке. Со всего города они стекались сюда, чтобы из забвения, из категории никому ненужного хлама и старья вновь стать для кого-то объектом внимания, заботы и восхищения.

Среди огромного количества старых вещей, стекающихся на рынок, попадались и по-настоящему старинные предметы. Следует заметить, что между словами «старый» и «старинный» существует такая же пропасть, как и между определениями «государь» и «милостивый государь». Относясь индифферентно к старью, Переверзев любил старинные вещи за их неброское благородство, которое нельзя было убить никаким варварским обращением, за тайну, которая скрывала историю их создания и падения, за человеческие судьбы и трагедии, незримо стоявшие за ними. По этой причине с утра в субботу его охватывало то, ни с чем не сравнимое чувство охотника за сокровищами, которое сопровождается выбросом адреналина в кровь и резким повышением жизненного тонуса. И, следует заметить, для этого были более чем серьёзные основания.

Прежде всего, здесь, на Калининском рынке, был приобретён Капитан Флинт – напичканный словами, постоянно чем-то недовольный бело-розовый попугай-какаду. Впрочем, в данном случае слово «приобретён» не совсем точно отражает суть процесса. Правильнее было бы сказать, что в результате причудливого переплетения обстоятельств это пернатое чудо природы, заложив за спину крылья, вошло в дом Переверзева с гордо поднятой головой, в красной мантии и под звуки фанфар.

Продавал его мужичок убогого вида с хитрым бегающим взглядом. Сергей проходил мимо и случайно обратил внимание на привязанную за лапку птицу, сиротливо мокнущую под мелким весенним дождём. Время от времени попугай коротко, совсем по-человечески покашливал. Видно было, что он нездоров. Мужичок заметил брошенный взгляд и тут же предпринял попытку завязать разговор:

– Купи говорящую птичку, брат, не пожалеешь.

Сергей на свою беду ответил, жёстко глядя ему в глаза:

– Откуда у тебя такая птица, украл?

– Ну, чё сразу украл, – вроде как обиделся продавец, – он сам прилетел ко мне во двор, я объяву дал, мол, попугай прилетел, верну, само собой, за вознаграждение. Вот уже месяц жду хозяев, да что-то не спешат они. А Флинт жрёт как ненормальный, разговорами меня уже достал, воспитатель хренов.

Переверзев усмехнулся, услышав эту, похоже, искреннюю тираду:

– Откуда ты знаешь, как его зовут?

– Так он же сам и сказал. Я тебе говорю, он слов знает больше, чем мой сосед Толян. Вот, к примеру, тебя как зовут?

– Ну, к примеру, Сергей.

– Всё. Считай, что ты у него уже в памяти.

– Да, перестань, в памяти… И сколько же ты просишь за него?

– Десятку… Поверь, это не дорого.

Сергей знал, что такой попугай в зоомагазине мог стоить и втрое дороже, но у него и в мыслях не было выкладывать столько денег за ненужную ему птицу. Это был повод отвязаться:

– Всё, брат, извини, это дорого за больную и к тому же не твою птицу. Извини, пока.

И ушёл, не слушая уверения продавца о невероятном здоровье попугаев вообще и этого в частности. Безрезультатно походив по бесконечным рядам рынка, основательно промокший Переверзев уже окончательно было решил, что день прожит зря, но возвращаясь к машине, опять столкнулся с тем же мужичком, продававшим попугая. Теперь нахохлившаяся птица сидела в клетке. Увидев Сергея, тот уже без всякой надежды в голосе спросил:

146