Дверь в Зазеркалье. Книга 1 - Страница 85

Вернувшись, она сказала всем, что вынуждена уехать к родителям домой, в Тбилиси. И только директор школы узнал настоящую причину её отъезда. Тамара поцеловала его на прощанье и попросила никому и никогда не рассказывать о том, куда она уехала, и где теперь будет жить и работать. Старый директор многое понял из недосказанного ею и с нескрываемым огорчением расстался с молодой учительницей, к которой успел привязаться, словно к родной дочери.

Тамара уехала и стала привыкать к новому месту жительства. Через пару месяцев она уже знала по имени каждого из своих учеников и их родителей, а те, в свою очередь убедились, что новая директор школы хороший и умный человек. Жизнь начала входить в привычную колею.

Двадцать первого марта здесь же в сельской больнице она родила крепкого здорового мальчика, которого назвала Сергеем. Новые заботы, школа, дом постепенно стёрли в памяти яркость воспоминаний о той безумной ночи выпускного бала. Но каждый раз перед сном она стала мысленно рассказывать тому, другому Сергею, как прошёл её день, как растёт их малыш, как она бесконечно скучает по нему. И как она надеется всё же, что рано или поздно судьба смилостивится над ней и сделает ещё один подарок: позволит им однажды увидеться и посидеть втроём за одним столом.

...

Я, Орлов и Зиночка-Зинуля

Мы с Орловым отлично сдали вступительные экзамены и поступили в университет: он на физико-технический факультет, я на механико-математический. Студенты этих факультетов жили в разных общежитиях, но мы проявили массу изобретательности, пустили в ход всё имеющееся в наличии обаяние, и в итоге поселились в одной комнате. Отработав положенное число часов по уборке территории университета, мы могли бы ехать домой и купаться в лучах славы, но неожиданно нам предложили заработать денег на уборке арбузов в одном из колхозов Херсонщины. Деньги были нужны, и мы согласились.

Работали с раннего утра до позднего вечера, загорели до черноты, похудели, но к началу сентября нам в кассе колхоза выдали по двести пятьдесят рублей каждому. По тем временам это были немалые деньги, особенно для вчерашних школьников. Домой, естественно, мы не попали, но в письмах подробно описали, какие мы теперь обеспеченные люди. Вскоре выдали первую в нашей жизни стипендию, и мы с Лёхой открыли сберегательные книжки. Затем последовал обязательный для первокурсников колхоз, где мы занимались уборкой урожая. Там нас неплохо кормили и тоже дали в конце немного денег. И только после этого, уже ближе к ноябрю, купив подарки, мы смогли на несколько дней приехать домой.

Городок за наше отсутствие как-то ощутимо изменился. На фоне того Города, где теперь учились мы с Лёхой, он стал меньше и пустыннее. Многие одноклассники и друзья разъехались по городам и весям, а те, кто остался, начали работать и времени для встреч стало меньше. Да и родителям нужно было уделить внимание.

Странно, но куда-то исчезла Тамара Кикнадзе. Ни её хозяйка, ни учителя в школе, ни даже директор Михаил Иванович, питавший к ней некоторую слабость, не могли сказать ничего определённого. Вроде бы она уехала к себе на родину, в Тбилиси. Я был расстроен и встревожен, поскольку не ожидал, что ночь выпускного бала окажет на меня такое сильное воздействие. В памяти отчётливо всплывали те минуты, что мы провели на утёсе, впервые, по сути, сделав попытку проникнуть во внутренний мир друг друга. Это настолько сблизили нас тогда, что только нечто экстраординарное могло сорвать её с места и уехать, не оставив о себе никаких известий.

Что это могло быть? Этот вопрос долго не давал мне покоя. Я всё же надеялся, что она даст о себе знать, написав письмо на адрес моих родителей, как мы и договаривались в тот последний день сразу после выпускного бала. Я не мог даже предположить тогда, что пройдут годы, пока до меня, наконец-то, дойдёт её единственное письмо.

Миновало несколько дней нашего короткого отпуска. Лёха с сожалением оторвался от своей Зинули, и мы, поцеловав её на прощание у автобуса, вернулись в наш университет.

Зиночка Васильева, она же Зиночка-Зинуля, всегда занимала, да и продолжает занимать, особое место в жизни моего друга, Алексея Орлова. Мне трудно сейчас сказать, как они познакомились. А, впрочем, это могло произойти когда угодно и где угодно, ведь город-то наш был совсем небольшой. Практически все знали друг друга. Возвращаясь с тренировки в секции бокса, мы нередко вместе шли к дому моего деда, который тот оставил мне в наследство. И если в раннем детстве наш Штаб располагался в овраге, что был в десяти метрах от дома моей бабушки, то позже, став взрослыми пацанами, мы перенесли его в обширный дедов дом.

Васильевы жили неподалёку, и мы с Лёхой часто встречали высокую стройную девушку, внешность которой полностью укладывалась в стереотип украинской красавицы: ослепительно белая кожа, искрящиеся глаза, чёрная тугая коса до пояса, ямочки на щеках, и при всём этом независимый колкий характер. Она училась в параллельном со мной классе.

Как– то я случайно увидел их вместе с Лёхой. Они хорошо смотрелись рядом, и я, не выдержав, сказал им об этом. Зиночка весело рассмеялась, а вот Лёха, грубоватый, бешенный на ринге и в драке Лёха, вдруг смутился и покраснел. Это был очень плохой признак. «Ребята», – сказал я им, – «вот так, что б вы знали, начинается большая любовь», чем и вовсе вогнал своего друга в состояние шока. «А мы и не будем ей противиться», – вдруг ответила девушка, аккуратно взяв его под руку, – «правда, Лёшенька?». На Лёху стало больно смотреть. Он пробормотал что-то невнятное, покраснел еще сильнее, но не убежал, чего следовало бы ожидать от него в таком случае, а стал усиленно что-то рассматривать под ногами. Я рассмеялся, пожелал им удачи, и ушёл, оставив друга в надёжных руках юной амазонки.