Они недолго пробыли в городе и вскоре уехали в Крым. Оттуда из Симферополя Воронок с женой, не заезжая домой, вернулись к себе в Сибирь.
Несколько лет его мать получала от него довольно крупные денежные переводы из разных старательских посёлков с трудно произносимыми названиями, а затем они перестали приходить так же, как и редкие письма. Все попытки матери и сестры узнать, что же с ним случилось, так ни к чему и не привели, а последовавший затем развал Союза и вовсе сделал его поиски невозможной затеей. Воронок исчез бесследно на бескрайних просторах Сибири. Не объявилась и его суровая жена.
...Первое письмо от Философа я получил, вернувшись домой в сентябре после студенческой поездки в колхоз на уборку урожая. Он писал, что прибыл к месту назначения в небольшой районный центр, расположенный неподалёку от алтайских гор, окаймляющих к востоку хакасские степи, среди бесконечного моря тайги, окружающей его со всех сторон. В тайге были разбросаны прииски, зоны да редкие поселения людей, связь с которыми обеспечивали, в основном, грунтовые дороги. Ему дали служебную квартиру со всеми удобствами. Население довольно необычное, места дикие, но удивительно красивые и жить здесь можно. Писал, что скучает по нашим пацанам, по украинскому теплу, фруктам и овощам.
Следующее письмо пришло к Новому году. Из него следовало, что работы у него прибавилось, поскольку к зиме старательские бригады подтягиваются к городу на отдых. Намытое золото превращалось в деньги, а деньги в незамысловатые всевозможные развлечения, которые чаще всего заканчивались пьяными разборками. Вот тут-то и начиналась работа ментов, следователей, а то и собровцев, когда кто-то из зэков совершал побег. То есть, по сути, ничего не изменилось в образе его жизни: те же трупы, те же расследования, те же запутанные человеческие судьбы. Между строк сквозило, что капитан запоздало жалеет о том романтическом поступке, который толкнул его на перемену места работы.
К лету тон писем переменился. Капитан поездил по тайге, проникся её суровой красотой, непростыми людьми, населяющими край. Рассказывал о приисках, об охотничьих заимках, о поселениях староверов, описывал их быт, отношения. Было интересно читать его рассказы о местных преданиях, которые, сидя вечером у костра и прихлёбывая крепчайший чай, передают из поколения в поколение старики из коренного местного населения, чем-то похожего внешне на монголов.
Как правило, в них фигурировали боги, в незапамятные времена сошедшие с небес на землю на огромном корабле. Они владели секретами, способными изменять суть вещей, и долгие годы управляли людьми. Потом что-то случилось, и часть их ушла в тайгу, куда-то на запад. Они унесли с собой Источник Силы, без которого корабль не мог улететь обратно в небо. Шло время, оставшиеся боги перестали вмешиваться в жизнь людей и однажды ушли внутрь рогатой горы, той, что там на юго-востоке. Вход они завалили огромными глыбами и поставили стражей, чтобы никто из смертных не мог потревожить их покой. Рассказчики длинными мундштуками своих прокуренных трубок даже указывали направление, в котором нужно идти, чтобы попасть к этому заколдованному месту.
Через какое-то время от Философа пришло очередное пространное письмо, в котором он писал, что рассказы местных жителей о прилетевших на землю богах не давали ему спокойно спать. А неделю назад он взял за свой счёт отпуск, уговорил двух местных охотников стать его проводниками, после чего и оправился в сторону горы с заснеженными вершинами. Шесть суток они не вылезали из сёдел и, наконец, перед ними ближе к ночи совершенно случайно открылась короткая плоская долина, поросшая редким кустарником. За ней на фоне всё ещё светлого неба виднелась горная гряда с необычным очертанием вершины.
Они остановились у небольшого озера с горячей водой, бурлящей от пузырьков газа, шедшего с каменистого дна, развели костёр и приготовили себе ужин. Его компаньоны вскоре уснули, а он долго ещё сидел у тлеющего костра и всматривался в громаду горы, закрывшей ночной небосвод. У людей, длительное время занимающихся сыском, развивается особое чувство самосохранения, предчувствие опасности, которое нередко спасает им жизнь. Володя не стал идти к горе ночью, которая притягивала его, словно магнит. Вместо этого он передвинул бревно, медленно перегорающее в костре, чтобы его тепла хватило до утра, и лёг спать.
Проснулись они, когда солнце уже стояло довольно высоко. Его лучи сожгли остатки утреннего тумана и сделали контрастной на фоне безукоризненно голубого неба очертания старой лиственницы, на нижних ветвях которой слабо трепетали сотни разноцветных лоскутков. Это обращение аборигенов к духам гор и леса, пояснили проводники. Скорее всего, это место у них считается священным.
Теперь затерянную в горах долину можно было рассмотреть неспеша, обстоятельно, что они и сделали. Плоское дно её посередине было перечёркнуто осыпавшимся рвом, который начинался неподалёку от их стоянки и, сужаясь, стрелой уходил в сторону горы, которая плоской стеной уходила ввысь на противоположном краю долины. В том месте, где ров упирался в стену, виднелось нагромождение огромных камней, в котором угадывался определённый порядок, нарушенный временем. Да и собственно камни имели слишком правильную форму для того, чтобы быть естественным образованием.
На расстоянии ста метров перед стеной поверхность земли оказалось девственно чистой: ни травинки, ни кустика, ни дерева. Лишь камни, да косточки мелких животных покрывали её. Это показалось странным его провожатым, которые всю свою жизнь провели в тайге. Один из них за неимением ничего лучшего снял свою шляпу, которую хранил ещё с Афгана, и швырнул её в сторону скопления камней. И в то же мгновение оттуда ударил тонкий голубоватый луч. Шляпа мгновенно вспыхнула и огненным шариком упала на землю. Они, естественно, не стали испытывать судьбу, сделали несколько снимков фотоаппаратом, который Философ предусмотрительно захватил с собой, и тронулись в обратный путь. По дороге решили пока никому не рассказывать о том, что им удалось обнаружить у подножья рогатой горы.