Философ думал, наклонив голову, потом спросил:
– Ночью ничего особенного не слышали?
– Слышали, – подключился Лёха, – слышали, как стреляли где-то в городе…
– Про то, что у ваших ребят были обрезы, знали?
– Скажу, Володя, честно, – продолжал Лёха, – я узнал об этом дня три назад, а Серёге рассказал про обрезы только вчера, когда шли с пляжа. Сам понимаешь, экзамены, не до этого было.
За столом воцарилось тяжёлое молчание. Затем Философ вздохнул и поднял на сидящих перед ним парней глаза. Они заметно оттаяли.
– Ну, хорошо, пусть будет так, как вы говорите. Определённая логика в этом есть, мать подтверждает сказанное, думаю, что при необходимости и соседи смогут добавить что-то полезное. По этой причине будем считать, что алиби, хоть и не самое лучшее, у вас есть. Это хорошо, вы даже не представляете насколько это хорошо. То, что я не до конца вам верю, не в счёт, поскольку, во-первых, работа у меня такая, и, во-вторых, есть у меня какие-то свои соображения, но они моими и останутся. А теперь послушайте, что произошло сегодня ночью.
И Философ рассказал, как рубежанские пацаны, устав от невозможности безнаказанно бродить по городу, собрались большой стаей и с наступлением темноты начали свой рейд от шахты Мелькова к центру. Их было больше сотни, вооружены были арматурными прутами, но имелось также и несколько охотничьих ружей. Избивали всех, кто попадался на пути. Многие из пострадавших оказались в больнице, часть – в реанимации. Часам к одиннадцати толпа вышла к одной из центральных улиц, где в это время Федот, Володя, Дэн, Квакин и ещё несколько наших пацанов уже собирались расходиться по домам. С рубежанскими они столкнулись неожиданно для обеих сторон. Секунду, не более, длилось молчание, а затем Володя и Федот выстрелили из своих обрезов.
Три выстрела почти в упор, что называется, смели толпу. Ещё не успел растаять дым, как уже не было даже слышно топота бросившихся врассыпную пришлых пацанов. Часть из них попала в руки опомнившейся к этому времени милиции и тут же слила имена стрелявших. Володю, Федота и остальных взяли у них дома. К их счастью они не сопротивлялись, сдали оружие и сейчас сидят в капэзэ, дают показания. Насколько ему известно, в этих показаниях ни Сергей, ни Лёха не фигурируют.
Но на этом ночной кошмар не закончился, поскольку другая, меньшая, часть рубежан примерно в тоже время пошла искать приключения на Дубравку, имея целью погонять местных цыган. Те каким-то образом узнали об этом и встретили пришельцев автоматной очередью, а кто-то даже бросил в их сторону гранату. В итоге несколько человек попало в больницу с пулевыми и осколочными ранениями. Так что и этот поход закончился неудачно.
В это же примерно время в городе химиков за Донцом избили и ограбили нескольких французов, которые что-то там монтировали на местном химкомбинате. В этом случае, наряду с явным криминалом, попахивало политикой, а это уже было крайне нехорошо.
И, наконец, неподалёку отсюда утром под мостом над оврагом, был обнаружен труп Осы. Он упал, или, что скорее всего, был сброшен с моста, примерно, около полуночи. При падении он напоролся на торчащие из бетона прутья, которые в нескольких местах прошили тело насквозь. В правой его руке была намертво зажата опасная бритва. Можно предположить, что он хотел обороняться от кого-то, кто оказался ему не по зубам. Интересно, кто бы это мог быть, как думаешь, Сергей? – Кстати, для информации, уже практически доказана причастность Осы к смерти Кузьмы и Пурика. Но, впрочем, об этом позже.
Дома при допросе мать Осы сказала, что он ушёл незадолго до полуночи. Его младший брат что-то лепетал невнятное про черного человека, плакал, отчаянно заикался и категорически не хотел выходить из закутка за старым диваном. Медэксперт, случайно присутствующий при этом, настоял, чтобы мальчишку отправили в больницу к психиатру: он определённо что-то знал, но был явно в невменяемом состоянии. Его мать не возражала, а, возможно, даже была рада избавиться хотя-бы на время от больного ребёнка.
Все эти дела скорбные дошли до области, где их объединили в одно под названием «Варфоломеевская ночь», и сейчас сюда едет группа тамошних следаков. Им велено рыть по полной, а это тоже очень и очень плохо для наших пацанов.
– Такие вот дела, ребятки, – закончил свой рассказ Философ, – что скажете на это?
Сказать было нечего. Парни сидели молча, переваривая услышанное. Ещё ночью они догадывались, что случилось нечто суровое, но никто не мог предположить уровень происходящего.
– Понимаю, что сказать нечего. Когда у вас выпускной?
– Через три дня, двадцать первого, – подал голос Сергей, – Володя, а что будет с ребятами?
– Трудно сказать, думаю, учитывая отношение, прежде всего, ментов к рубежанским, отпустят всех, кроме Володи и Федота. Обрез – это серьёзно. Думаю, при данной ситуации им светит лет по пять. При хорошем поведении выйдут условно-досрочно года через два, и то только потому, что обошлось без жертв.
– Ни фига себе, – тихо произнёс Лёха.
– А вы думали, что это игрушки? Вы уже взрослые, ребятки, и отвечать за свои действия нужно по-взрослому. Такие вот невесёлые дела. Ладно, мне пора, Сергей проводи меня.
За воротами, отойдя в молчании метров на двадцать, Философ посмотрел по сторонам, чтобы ещё раз убедиться в том, что они одни и, глядя Сергею в глаза, спросил:
– Я точно знаю, что Оса – мразь первостатейная, доведись мне такая возможность, пустил бы пулю ему в лоб, не задумываясь. Но скажи, мне это важно знать, Оса – это твоя работа? Ты ведь знаешь, меня можно не опасаться, Серёга, я свой.