Мы продолжали осматривать лежащую внизу долину, изредка обмениваясь короткими замечаниями. Наконец, я, собравшись с мыслями, спросил у капитана, не напоминает ли этот пейзаж ту незатейливую картинку, которая в незапамятные времена была высечена на огромной каменной стеле в степи. В ответ Гутарев также спросил, не нахожу ли я сходства между этой горной цепью и местом, о котором рассказывал нам старик на последнем привале в степи. Обсудив, мы пришли к выводу, что перед нами, скорее всего, высится та самая священная гора, о которой часто упоминают в своих легендах местные жители. И тогда же мы решили, что в целях безопасности не стоит опускаться вниз и испытывать судьбу. Вполне могло оказаться, что и та часть рассказа, где речь шла о невозможности проникнуть через завал в жилище богов без риска для жизни, могла также оказаться правдой».
......«17 августа 1903 года.
Мы снова находимся на отдыхе после пяти дней продвижения на запад в горах по нехоженым тропам. Похоже, наши проводники несколько сбились в густом тумане, который последние два дня сопутствовал нашему перемещению, и взяли несколько вправо. Ничего страшного в этом нет, поскольку мы движемся в нужном направлении.
Наши лошади здоровы, люди, слава Богу, тоже, провианта нам с запасом хватит ещё недели на две. Вчера я обратил внимание на то, что ручьи, встречающиеся на нашем пути, текут уже не так, как прежде. Мы идём по их течению, а не навстречу, следовательно, водораздел остался позади, и нам предстоит спуск с гор к оживлённой дороге, ведущей в сторону Барнаула и Новосибирска. По моим расчётам экспедиции осталось быть в этой безлюдной местности не более пяти дней. А там минует ещё десяток дней, и к середине сентября мы имеем шанс увидеть златоглавую столицу.
Так что, конец нашего путешествия уже не за горами. Кстати, перед самым отъездом я получил предложение возглавить геологическую кафедру в Высшем горном училище императора Петра Первого, которое указом государя по просьбе местной общественности недавно учреждено в Екатеринославе. Мне обещаны хорошее жалование, а также на выбор дом или квартира в профессорском доме неподалёку. Я обещал подумать».
«19 августа 1903 года.
Думаю, что это последняя запись в этой тетради. Во-первых, в ней почти не осталось чистых листов, а, во-вторых, самая сложная часть нашей экспедиции завершается, и писать далее будет просто не о чем. Я бы не стал заносить в дневник столь незначительную по глубине сентенцию, если бы не нечто, произошедшее со мной вчера.
Мы остановились на вечерний привал, когда время едва перевалило за полдень. Спуск был напряжённым, трудным, одна из лошадей подвернула ногу, и ей необходим был продолжительный отдых. Я даже мысли не допускал о том, что можно пристрелить это благородное животное, столько раз выручавшее нас в пути. Со мной были согласны все, и решено было остановиться, как только мы найдём более-менее походящее место.
Вскоре нам удалось выйти на относительно ровную площадку среди беспорядочного нагромождения скал. Неподалёку протекал ручей, вдоль которого можно было найти достаточное количество валежника для костра. Гутарев, как человек, служивший в кавалерии, туго перебинтовал в суставе ногу лошади и сказал, что через сутки она будет в состоянии продолжить спуск. Правда, груз она уже нести не сможет. Это всех устроило, тем более, что мы не были особенно ограничены во времени.
После обеда все устроились на отдых, но мне не спалось и я, захватив маузер, с которым не расставался с момента нашего движения в горах, отправился исследовать окрестности. Я спустился к ручью и перешёл на противоположный берег, откуда хорошо был виден наш лагерь и его окружение. Там, на расстоянии метров тридцати, я присел на удобный каменный выступ и стал наблюдать за окрестностями. Вскоре я обратил внимание на то, что скалы вокруг нашего лагеря имеют специфическое очертание.
Одни из них имели форму близкую к треугольной, другие напоминали вытянутые прямоугольники и ромбы, третьи вообще были похожи на ряд параллельных плоскостей. Но края всех этих геометрических фигур были идеально ровными. Впечатление было такое, будто кто-то наспех нарезал их ножом из одного монолитного блока. Фигуры какое-то время простояли в начальном положении, а затем рухнули в искусственном беспорядке. Ручей, у которого мы расположились, исчезал под нагромождением этих каменных обломков с шумом, который наводил мысль о существовании большой полости внутри. Это заинтересовало меня, и я из праздного любопытства принялся думать о том, кто, из какого положения и с какой целью мог выполнить такую титаническую работу.
Я стал отходить назад, пытаясь экспериментально найти ту самую точку, где мог находиться неизвестный скульптор. Для этого мне пришлось отойти в сторону от тропы и существенно подняться наверх. С каждым шагом я оборачивался назад, оценивая картину разрушения когда-то монолитной скалы внизу. Наконец, мне удалось взобраться на невидимый снизу карниз и стало ясно, что это и есть то самое место, которое я искал. Любопытство моё было удовлетворено, и я уже хотел пуститься в обратный путь, когда шорох сзади заставил меня резко обернуться и выхватить маузер. Лиса стремглав умчалась от меня по длинному карнизу и исчезла за поворотом. Я вздохнул с облегчением и вытер пот, внезапно выступивший на лице. Так недолго и удар получить, не к ночи будь сказано.
В глубине норы, откуда выскочил перепуганный зверёк, что-то тускло блеснуло. Заинтересовавшись, я отодвинул в сторону камень, и передо мной открылся довольно широкий лаз в пещеру. Карманный немецкий фонарь всегда был при мне. Я без труда протиснулся внутрь и в луче света увидел перед собой обширное пространство. В воздухе ощущался запах сероводорода. По дальней стене пещеры стекали струйки воды, образуя на полу неглубокое, но обширное, озерцо. В центре его над поверхностью возвышалась какая-то непонятная металлическая конструкция значительных размеров. Видимо она находилась здесь очень давно, поскольку была основательно изъедена коррозией. Вода в озерце, судя по запаху, была весьма агрессивной и просто удивительно, что от непонятного устройства вообще что-то смогло уцелеть.