Дверь в Зазеркалье. Книга 1 - Страница 20

Поупражнявшись в одиночном катании, я понял, что на улице действительно свежо и, что хоккей сегодня, скорее всего, не состоится. Дома на столе у дивана лежал очередной том Жюля Верна, и я уже совсем собрался уходить, когда, вдруг, меня с берега окликнули пацаны постарше. Когда вам четырнадцать, внимание старших всегда льстит мальчишескому самолюбию. Я заложил красивый поворот и направился к ним. Не доехав пару метров до кромки льда, я, неожиданно для себя, по пояс вошёл в огненно холодную воду. И тут же стало ясно, что это был банальный розыгрыш. Это когда неподалёку от берега взламывается лёд, припорашивается снегом, и очередную жертву заманивают на это хрупкое покрытие. Кому-то это казалось забавным и даже смешным, но только не пацану, оказавшемуся на морозе в насквозь промокшей одежде.

С трудом выбравшись на берег, я остановился в растерянности. Пойти домой, значило нарваться на упрёки матери, чего крайне не хотелось. Не пойти домой, грозило простудой или чем ещё похуже. Не долго думая, я почти бегом направился к шахтной нарядной, очень кстати вспомнив о её раскалённых батареях отопления. На моё счастье в здании было пусто, предыдущая смена опустилась в шахту, а до следующего наряда было ещё часа три. За это время можно было обсохнуть.

В укромном уголке довольно большого здания я разделся до трусов и повесил мокрую одежду на батареи. Сам пристроился сбоку, стараясь находиться в радиусе действия теплового потока. Где-то через час мои трусы с небольшой натяжкой можно было назвать сухими. От развешенных вещей валил пар, и я понял, что шансы избежать обычного в таких случаях тяжёлого разговора с матерью растут на глазах. И действительно, незадолго до вечернего наряда я одел на себя лишь чуточку влажные вещи и отправился домой.

Мама слегка поворчала по поводу столь долгого моего отсутствия в такую морозную погоду, но дальше этого распространяться не стала. Я поужинал, выпил большую кружку горячего сладкого чая и с книгой в руках лёг в постель. Через несколько минут книга упала на пол, а я сам уснул мертвецким сном.

Проснулся я, как мне показалось, глубокой ночью с ощущением холода во всём моём худом организме. Тело сотрясала мелкая дрожь, кожа была покрыта испариной. Я поднялся, чувствуя, как слегка кружится голова, включил ночник и побрёл на кухню в поисках воды. В горле першило, из лёгких с хрипом вырывался горячий воздух. Кружка выпала из моих дрожащих рук и покатилась по полу. На стук пришла мать и раздражённо спросила, какого чёрта я здесь шляюсь среди ночи. Я что-то невнятно ответил и это, слава Богу, насторожило её. Она приложила к моему лбу ладонь и тут же велела ложиться в постель. Градусник зашкалил за сорок. Это уже были не шутки. Она дала мне какие-то таблетки, растёрла гусиным жиром, заставила выпить чашку чая с липой и малиной. На пылающий лоб лёг уксусный компресс. В этом была вся моя мама. С одной стороны она могла выпороть за незначительные прегрешения, а с другой – не спать ночами, меняя компрессы и отпаивая травяным чаем больного ребёнка.

Пять дней я находился между этим миром и тем. Ко мне был призван Ройзман, наш универсальный городской врач, к которому обращались, как правило, в тех случаях, если обычные медицинские и народные средства не помогали, и жизни больного угрожала явная опасность. Старый врач послушал лёгкие, пощупал пульс, измерил температуру и покачал седой головой. Справа на шее он обнаружил не замеченную никем ранее опухоль размером с перепелиное яйцо. По его словам это был абсцесс, нарыв, попросту говоря. По-хорошему, его нужно было бы вскрыть, но, учитывая состояние больного, он не рискнул бы это сделать сейчас. Одним словом, дела были настолько плохи, что, по сути, уповать приходилось только на милость Божью.

Мать не стала дожидаться этой милости. Она пошла на край города, где в ветхом доме жила не менее ветхая старушка. Она была известна своим мастерством лечить замысловатые болезни. Ей удалось уговорить старушку навестить её больного сына, и та согласилась это сделать. Она долго сидела у постели, держа меня за руку и слушая пульс. Потом она приготовила отвар из трав, которые принесла с собой, и рассказала матери, как его нужно принимать. А напоследок старушка достала кусок пеньковой верёвки, надёргала из неё тонких нитей и стала их жечь на уже заметно выдающейся опухоли, расположенной чуть ниже правого уха. При этом она тихо что-то шептала и крестилась. Через час старушка собралась уходить, сказав, что к утру опухоль прорвёт. Оттуда выйдет гной, его нужно будет убрать, а рану следует промыть обычной кипячёной водой. После этого парень пойдёт на поправку и будет жить долго, непросто, но долго. С большим трудом, со слезами на глазах мать уговорила её взять какие-то небольшие деньги, продукты. Отец с сумкой в руках пошёл проводить старушку.

К утру опухоль покраснела и в центре её обозначилась светлая точка. Мать осторожно двумя пальцами сдавила отчётливо прощупывающееся уплотнение, и из точки брызнул желтовато-зелёный гной. Она продолжала сдавливать до того момента, пока из раскрывшейся ранки вместо гноя стала сочиться кровь. Тогда мать промыла место абсцесса кипячёной водой, как её учила старушка, и сверху положила слабый водочный компресс. За всё время этой процедуры я так и не пришёл в сознание, и только один лишь раз как-то с облегчением застонал. Через час мать измерила температуру и увидела, что она упала почти до нормального значения. Она перекрестила меня и вытерла невольно выступившие слёзы. Я же перестал метаться во сне и бормотать несвязные слова, в которых она за всё это время бесполезно пыталась уловить какой-то смысл.